Границы распространения добра и зла на карте мира (и отдельно России) всегда интересовали меня. Не секрет, что есть местности, в которых обитает особо недоброжелательная публика. Как будто дьявол точечно, руководствуясь неведомыми нам причинами, насыпал там своих слуг особенно густо. Дьяволово семя.
Некоторые из таких «зон зла» являются рукотворными. У нас это, конечно же, Сибирь. Отбывший царскую каторгу преступник оставался там на поселении, часто пожизненно. И оказывался по выходе на волю среди себе подобных, женился на такой же бывшей каторжанке и плодил детей. Нормального населения в Сибири почти не было, за исключением староверов, которые жили отдельными деревнями и не смешивались ни с кем. Понятно, какие люди вырастали потом из кудрявых малышей, росших ввиду каторжных тюрем в окружении убийц и грабителей. Но это хотя бы объяснимо. А вот откуда на мирных русских равнинах далеко западнее Урала взялись разбойничьи села? И как они вообще возникают?
Наличие особых криминогенных областей, эдаких анклавов зла, общеизвестно. Сицилия или Корсика имеют многовековую дурную славу. Но мало кто слышал, например, о скромной итальянской деревне Артена-Монтефортино, в которой в конце XIX века число убийств было в 6 раз больше, чем в целом по Италии, а разбоев — в 30. (Данные привел в своей книге «Преступление» знаменитый Чезаре Ломброзо.) Деревушка действительно была лихая: еще папа Павел IV в 1557 году повелел истребить всех ее жителей за неисправимую безнравственность. Но зло выжило.
Разумеется, не обошел дьявол своим вниманием и Россию. Целые села веками, как тогда говорили, «портняжили с дубовой иглой». В Нижегородской губернии печально прославились Татинец и Слопинец (тать — вор, слопень — бездельник). Поговорка «Татинец да Слопинец — всем ворам кормилец» известна три столетия. А вот село Вершинино, что в Сергачском уезде, в поговорку не вошло, а зря! Историю о нем рассказала мне моя прабабушка как-то вечером, почти сорок лет тому назад. Бабе Нюре было тогда уже девяносто лет; по моим подсчетам, описанные ею события относятся к 1890 году. Она росла беззаботно в родной деревне Сосновке, от которой до Вершинина три версты. Сосновка и моя родная деревня — я жил там школьником почти каждое лето; за земляникой мы ходили в Вершининский овраг. Познакомившись случайно с погодкой из соседнего села, Нюра — ей тогда было 10 лет — повадилась ходить к ней в гости, часто оставаясь там ночевать. Взрослые ее почему-то не предупредили. И вот однажды, заснув рядом с подружкой на печке, она проснулась посреди ночи от шума. Высунулась из-за занавески и увидела, как хозяин дома со своими двумя сыновьями душат незнакомого мужика. В страхе девочка зарылась в одеяло. Убийцы доделали свое дело, и тут вдруг один из сыновей вспомнил: «А мы ведь не одни! Маняшка подружайку привела, на печке сейчас спит; надо и ее». Отец приказал ему: «Залезь да погляди — спит ли? Детский-то сон крепок. Ежели дрыхнет — не тронь; родители ее знают, куда она пошла. А ежели не спит — деваться некуда». Парень подошел и несколько долгих минут вглядывался в притворяющегося спящим ребенка. Эти минуты баба Нюра помнила до конца своих дней. Наконец убийца сказал: «Кажись, спит. Но вернее было бы задавить!» Однако отец не велел, и девочка осталась жива. Когда под утро убийцы заснули, она выскользнула из избы и побежала домой. Баба Нюра всегда славилась у нас в роду своим умом. Похоже, она была такой с детства! Во всяком случае, десятилетний ребенок догадался, что хозяева могут проснуться и хватиться гостьи. А утро раннее — и кругом безлюдно. И девочка залезла в стог. Лишь только она это проделала, как увидела, что братья ее подружки гонятся за ней верхами. Убийцы долго искали девочку, страшно матерясь. Когда они проезжали мимо ее стога, один брат сказал другому: «Эх! Зря тятя не дал тогда девку задавить! Выдаст она нас».
Когда совсем рассвело и люди вышли в поле на работы, братья вернулись к себе. Нюра вылезла из стога и прибежала домой. Она рассказала родителям о том, что с ней приключилось, и те сильно перепугались. Они поведали девочке то, что должны были объяснить раньше. Оказалось, что Вершинино — старинное разбойничье гнездо, в котором несколько семейств из поколения в поколение промышляют убийствами прохожих и проезжих путников. Остальные же обитатели села, сами не убивая, занимаются наводкой жертв, скупкой их вещей и укрывательством. То есть вся огромная деревня в четыреста дворов была преступной, и кровь связывала сельскую общину круговой порукой. Об этом знали все окрестные жители, знали и благочинный со становым приставом, а может быть, и исправник с уездным предводителем. И все, включая власть, молчали и бездействовали. А что можно поделать с огромным селом, сплошь населенным бандитами?
Та давнишняя история закончилась для бабы Нюры без крови. Убийцы передали через посредников, чтобы молчала, а не то… Бабушка осмелилась рассказать мне обо всем лишь спустя 77 лет. И я нет-нет да вспоминаю этот невыдуманный случай. И думаю: а куда подевалось то дьяволово семя? Не могло же оно исчезнуть бесследно. Кровь вершининских убийц течет в жилах их правнуков. Как они живут сейчас, чем промышляют? Неужели сделались мирными землепашцами? Люди-то до сих пор пропадают бесследно…