У Фандорина появляется конкурент
Город и горожане (Нижний Новгород)
№ 8 (1043), 1 марта 2005

В самом ближайшем будущем на прилавках появится книга, которая составит здоровую конкуренцию акунинским романам об Эрасте Фандорине. Сам же господин Фандорин тоже вынужден будет испытывать волнение соперничества. Нижегородский детектив Алексей Лыков с такой энергией возьмется за расследование происходящих на нижегородской ярмарке убийств — читателю останется только лихорадочно прилипать к страницам повести, забыв обо всем на свете.

Книгу, о которой идет речь, написал нижегородец Николай Свечин. В нее включены две повести: «Завещание Аввакума» и «Охота на царя». Хорошо изданная, богато иллюстрированная, полная колоритных картин нижегородского ярмароч­ного быта, вызывающая из тени самые тайные (и не известные широкой публике) подробности нижегородского исторического прошлого, книга на редкость привлекательна.
Глупо было бы не полюбопытствовать, из каких таких глубин всплыл на свет Алексей Лыков. Кем и при каких условиях придуманы замечательные повести...
— Николай, вы профессиональный писатель?
— По образованию и по профессии я экономист. Как-то на некоторое время оказался без работы. Вот и нашел, чем его занять, неожиданно для самого себя. Поскольку увлекаюсь историей Нижегородского края, с самого начала я понимал: действие будет обязательно происходить в Нижнем. И не в наши дни, а лет за сто двадцать до этого... Сначала мне хотелось написать рассказ о квартальном надзирателе — самом низшем полицейском чине в дореволюционной России (был такой советский роман «Сержант милиции», и мне захотелось сделать исторический ремейк). Но потом понял, что для книги такая должность героя «мелковата». В самом деле: что уж такого особенного может случиться в полицейском квартале? Масштаб не тот (по нормативам того времени население квартала составляло около двухсот обывателей). Поэтому и местом действия повести стал не сам Нижний, небольшой провинциальный город, а ярмарка. Огромная Нижегородская ярмарка...
Повесть написалась очень быстро, хотя потом я ее долго дорабатывал.
— «Завещание Аввакума» — ваш первый писательский опыт?
— Такого масштаба и в таком жанре — да. Конечно, я писал (как и все) в юношестве стихи. Когда стал взрослым, тоже писал, но уже статьи на экономические темы. Тогда мне было интересно именно это. А потом вдруг...
— Подтолкнул Акунин?
— У меня не было никакого желания с ним состязаться. Это и бесполезно, и глупо. Я с очень большим уважением отношусь к Акунину и его литературному проекту. Но моя идея была другой. Мне хотелось написать про замечательный город Нижний Новгород. Детективная повесть стала просто способом увлечь земляков историей родного города.
— А образ Лыкова? В какой связи находится он с образом Фандорина?
— Никакой цели создавать «нижегородского Фандорина» у меня тоже не было. Хотелось создать оригинальное произведение, в котором оригинальным и ни на кого не похожим был бы и главный герой. Хотя не исключаю, что на бессознательном уровне я и пытался встроить в своего Лыкова какие-то черты, противоположные акунинскому персонажу. Лыков не владеет искусством ниндзя — он и слов-то таких не знает... Он совсем не знатного происхождения. Он выходец из народа и напрочь лишен барских привычек. Лыков — простой, но весьма толковый парень из тех, кого в девятнадцатом веке называли «решительные люди». Если уж искать предшественников моей повести среди литературных источников, то первыми нужно называть не романы Акунина, а более ранние детективные повести с «парными» героями: Благово и Лыков — это Холмс и Ватсон или Ниро Вульф и Арчи Гудвин Рэкса Стаута.
— Почему, кстати, вы выбираете для своего персонажа фамилию Благова? По какой логике вы вообще выбираете фамилии своих героев — Лыков, Гаммель, Пешков?
— Благово — старинная хорошая дворянская русская фамилия, известная с четырнадцатого века. Она мне нравится, вот я ее и выбрал. Остальные фамилии во многом объясняются моим желанием «притянуть» к повествованию как можно больше известных нижегородцев, живших в городе в конце позапрошлого века. Впрочем, многие персонажи и многие имена абсолютно вымышлены. Например, нижегородца Гаммеля я не знаю.
— Скажите, а почему вы с вашей увлеченностью историей не поступали на исторический факультет? Или поступали?
— Когда я поступал на экономический факультет, экзамен по истории шел у меня... целый час. Сначала меня слушал один преподаватель. Потом к нему подтянулись двое других. И я с комиссией в полном составе беседовал не по вопросам билета, а на самые разные исторические темы, в равной степени интересные и им, и мне. В конце концов мои экзаменаторы резюмировали: «Ты делаешь ошибку. Тебе надо идти к нам, на исторический факультет. Потому что ты наш, и нечего тебе на экономфаке делать». Но я не дал себя переубедить и поступил, куда и собирался. С тех пор история стала для меня не средством добыть кусок хлеба, а сильным непреходящим увлечением. Вообще, меня очень интересует история моей страны за последние два века.
— Есть ли новые замыслы?
— Да. Уже придумана третья повесть. Действие ее будет разворачиваться на очень широких пространствах — от Петербурга и каторжной Сибири (а это был удивительный мир!) до Тянь-Шаня. Расширение пространства связано с необходимостью включить в сюжет что-то действительно крупное, что было бы интересно массовому читателю. Если действие происходит в Москве, еще можно как-то поверить, что один и тот же человек раскрывает одно за другим несколько крупных дел. А если я «навешаю» несколько из ряда вон выходящих преступлений на Нижний — кто же в это поверит? Будет видно, что автор высасывает сюжеты из пальца. Кроме этого, хотелось бы написать цикл «ярмароч­ных» детективов. Короткие истории о раскрытии преступлений, совершавшихся на Нижегородской ярмарке.
— Вы хотите славы?
— Я думал над этим. Мне хочется быть известным. Но не во всемирном масштабе, а в своем кругу. Среди нижегородцев. Я начал понимать таких людей, как Гацисский — выдающийся ниже городский общественный деятель XIX века, критик, историк и литератор. Он был человеком незаурядных способностей. Его звали в Москву и Петербург, предлагали университетские кафедры. Но он не хотел отсюда уезжать, остался в Нижнем. Думаю, он чувствовал то же, что и я. Не хочу никуда отсюда уезжать. Я понимаю, что провинциальному автору добиться признания в масштабах страны почти нереально. Пока это удалось лишь красноярцу Бушкову, весьма талантливому человеку. У москвича Чхартишвили, то есть Бориса Акунина, всю жизнь проработавшего в журнале «Иностранная литература», стартовые возможности были совсем другие — он вырос в этой среде! Я не хочу прославиться на всю страну. Но хочу, чтобы в Нижнем Новгороде моя книга была замечена. А Россия — она большая. Удастся «засветиться» в ее масштабах — хорошо. Не удастся — тоже не страшно...

Вера Романова