Фартовые против сыщиков
"The Prime Russian Magazine", август 2014 года.

Специалисты по криминальной истории  Российской империи выделяют три этапа  ее развития: дореформенный, пореформенный и заключительный. Дореформенный – от Рождества Христова и до 1 февраля 1861 года – надо бы начать с Ваньки Каина (Ивана Осипова), но как-то неохота. Начну с Яковлева. Тоже личность малосимпатичная, но хоть не бывший уголовник…

Гаврило Яковлевич Яковлев искоренял преступность в Москве более тридцати лет. Должность его называлась – следственный пристав, но в народе именовали его правильно: сыщик. Не блистая ни дедукцией, ни острым умом, он брал практическим опытом и жестокостью. Слава его была зловещей. Судя по воспоминаниям современников, Яковлеву было все равно, виноват человек или нет. Если надо было отыскать преступника, а это было хлопотно или не входило в планы пристава, он хватал другого, подходящего. И пытал его до тех пор, пока тот не согласится на все обвинения. Абсолютно бессердечный, Яковлев действовал с невиданной жестокостью. Выбранные им в жертвы падали в обморок от одного упоминания страшного имени.  И, если у них не было денег откупиться, отправлялись в Сибирь. Многие кончали жизнь самоубийством – страшный грех для христианина; чтобы довести до этого верующего человека, надо было постараться…

Звездный час сыщика настал в 1812 году. В ночь с 1 на 2 сентября в кабинете генерал-губернатора Москвы графа Ростопчина состоялось секретное совещание. Протоколов к нему не писали. Части Великой армии уже смотрели с Поклонной горы на беззащитный город. Ростопчин приказал шести полицейским офицерам остаться в Москве и перейти на нелегальное положение. Пятеро из них были добровольцами, шестого пришлось назначать. Имена этих людей не известны до сих пор. С уверенностью можно говорить лишь о квартальном надзирателе Ф.П. Пожарском, и предположительно – о надзирателях И.И. Иваницком и А.П. Спиридонове. Офицеры остались, как личные агенты графа. Раз в три дня он получал от них рапорты о положении дел в городе. Ростопчин утверждал, что все они выжили и были потом награждены. Остался в Москве и Яковлев. Не ясно, входил ли он в эту шестерку, так как был чиновником, а не офицером. Да и число разведчиков не точно. В воспоминаниях тех, кто пережил оккупацию, мне встретилось минимум три упоминания о казненных французами поджигателях в мундирах полицейских офицеров. Значит, их было больше, и до освобождения города дожили не все. И эти погибшие не писали рапортов. Они жгли Москву, руководя шайкам уголовников.

Вопрос о том, кто спалил Первопрестольную, как ни странно, тоже до сих пор дискутируется. Наполеон и русское общественное мнение приписали инициативу Ростопчину. Тот сначала открещивался от такой славы. Потом увидел, что в стране случившееся считают подвигом самопожертвования, и стал намекать, что да, было дело… Конечно, деревянный город, из которого ушли полиция, пожарные и девять десятых населения, не мог не сгореть при вхождении в него вражеской армии. Но кто выступил застрельщиком? Воспоминания французов утверждают однозначно: колодники, беглые арестанты. С бритыми головами, клеймами на лицах, они были замечены всюду. И во многих местах их действиями руководили чины полиции. Видимо, Гавриле Яковлевичу принадлежала тут главная роль. Надзиратель знает свой квартал, а он был на «ты» со всеми серьезными московскими преступниками. Откуда в городе взялись эти отморозки? Ростопчин приказал отпустить лишь сидельцев Временной тюрьмы, неисправных должников и случайных бродяг. 627 уголовных арестантов, содержащихся в Бутырке, власти под конвоем успели в последний момент угнать на Владимир. Но 80 человек самых решительных по дороге «потерялись». Именно они, бросившись тут же грабить опустевшую Москву, и зажгли первые факелы. По старой воровской привычке заметать следы преступления… Мемуаристы указывают, что шайки колодников ходили по улицам не только с факелами и пучками горящей соломы. У многих в руках были специальные зажигательные снаряды, изготовленные в загородном имении Ростопчина немецким механиком Липихом. Начиненные смесью пороха, фосфора и серы, эти снаряды горели даже в воде. А выдать их обритым людям могла только администрация. То есть, в критический момент власть прибегла к помощи преступного элемента, и представляли эту власть Яковлев с товарищами. Интересы сторон временно сошлись.

Бандиты и убийцы славно похозяйничали в Москве, и французы не очень им мешали. Среди казненных поджигателей только один, возможно, беглый арестант. Остальные – мещане, купцы, семинаристы, солдаты… Начав страшный Московский пожар, уголовники перешли затем к грабежу, и обчищали в основном своих. Они предпочитали не связываться с бывалыми и хорошо вооруженными бойцами Великой армии. Хотя наверняка кого-то под шумок и зарезали… Как известно, в городе остались брошенными огромные ценности. Пустые дворцы знати, набитые сокровищами, разграбили в первую очередь. Тут наши уголовники мирно уживались с иноземными мародерами – добычи хватало на всех. А вот несколько миллионов рублей в медной монете оккупантов не интересовали. Почти все они достались черни и окрестным мужикам, и многие крестьянские роды заложили тут основу многолетнего благополучия… Когда же спустя сорок дней французы ушли из города, на пепелище вылезли черт знает откуда многолюдные банды громил. И начали грабить всех подряд: уже раздетых догола москвичей, отставших французов и особенно брошенных ими раненых. Разгул грабежей был такой, что нашим военным пришлось создавать специальную драгунскую команду. Несколько дней в Москве шли настоящие уличные бои, с потерями с обеих сторон. Когда в город вернулась полиция, драгуны сдали ей более 800 арестованных грабителей!

Яковлев вышел из этой переделки богатым человеком с репутацией героя. Положение его упрочилось. Сыщик контролировал всю потаенную жизнь города. Фактически он разрешал преступникам жить и «работать» в Москве с его ведома. За мзду. Надо отдать ему должное: Гаврило Яковлевич не только обирал население, но и боролся с преступностью – когда того требовало начальство, или надо было «навести порядок». Высокий, физически очень сильный, смелый и решительный человек, Яковлев лично арестовал множество опасных варнаков. Те отчаянно сопротивлялись, сыщик не раз рисковал жизнь, неоднократно был ранен и покалечен. Как ни странно, он не мстил фартовым, которые дрались с ним: каждый делал свое дело... Благодаря многочисленной агентуре, следственный надзиратель знал все, что творится и замышляется в Москве. Вот только от него можно было откупиться…

Г.Я. Яковлев умер от холеры в 1831 году. Ему было уже семьдесят лет. Он выслужил чин коллежского советника (полковник!) и получил несколько орденов. Когда этого безжалостного человека зарыли, Москва вздохнула с облегчением.

Способные люди редко шли в полицию, а те, кто шел, обычно искали в службе барыши. Таков был, например, знаменитый московский пристав Хотинский. Не будучи формально сыщиком, он имел к этому делу природные способности – и обращал их себе во благо. Он мог раскрыть почти любое преступление. Фартовые знали его таксу и просто делились с приставом добычей. Иногда успехов требовало начальство. Известен случай, когда в Успенском соборе Кремля обокрали самого министра внутренних дел А.Е. Тимашева. Выйдя от обедни, тот не обнаружил в карманах бумажника и золотого портсигара… Позвали Хотинского. Тот сразу поехал  в деревню Большие Котлы – знаменитый воровской притон, спокойно процветавший в часе езды от Серпуховской заставы. Хорошо знавшие пристава фартовые осознали масштаб происшествия – и выдали своих успешных коллег, Николая-цыгана и Егора-истопника. Хотинский, разумеется,  договорился с карманниками и вечером вернул министру похищенные вещи.

Умение общаться с уголовниками, заводить среди них агентуру, всегда требовалось от лекоков. Михаил Максимов в книге «Проделки аферистов. Рассказы сыщика» описал свой дебют в этой сфере. Усталый от безуспешных розысков беглой девки, он сидел в трактире. Вдруг с ним заговорил мужик благообразной наружности. Незнакомец откуда-то знал, и кто такой Максимов, и кого он ищет. И предложил бросить поиски девки, а накрыть шайку фальшивомонетчиков… Добровольный осведомитель постепенно сдал начинающему сыщику еще нескольких фартовых. Денег за это не брал и мотивы своей помощи не пояснял. Обычно так избавляются от конкурентов или недругов. Однажды агент сознался, что много лет был «черным извозчиком» у известного убийцы Гурия Михайлова. Возил его на кровавые дела, помогал прятать добычу. Может, совесть заговорила?

В целом в дореформенный период полиция с преступностью справлялась. Конечно, более-менее спокойно было лишь в столицах. На Волге лихие люди всегда делали, что хотели, а за Уралом царевой власти не было вообще.

С отменой крепостного права ситуация стала быстро ухудшаться. Россия страна преимущественно крестьянская. И вдруг мужики повалили в города. Причем крепкие хозяева сидели на земле, а поехали неисправные и ленивые. Первым забил тревогу петербургский обер-полицмейстер Ф.Ф.Трепов. В 1866 году он упросил государя создать в столице сыскную полицию, по временным штатам. Она состояла из начальника, 4 чиновников для поручений, 12 сыщиков и 5 канцелярских чиновников. Сверх этого можно было заводить вольнонаемных агентов (сразу же взяли около 20 человек) и писцов. Так в России появилась первая специальная служба для ловли уголовных преступников. Возглавил ее титулярный советник Путилин.

Есть люди, рожденные для какой-то определенной миссии. Они видят то, чего не замечают другие. Однажды на станцию Брест-Литовский приехал багаж: корзина с разрубленным на части женским телом. В накладной рукой убийцы были вписаны вымышленные фамилии отправителя и получателя. Обе они начинались на букву «В». Никто не обратил не это внимания. И я бы не обратил! Но начальник Московской сыскной полиции Эффенбах задумался: почему так? И решил, что фамилия убийцы тоже начинается с этой буквы. Находясь в состоянии стресса, тот на вокзале не сумел придумать ничего лучше; в голове у него вертелась собственная фамилия. Догадка Эффенбаха дала розыску верное направление. Убийцу арестовали, его звали Николай Викторов.

Так и Иван Дмитриевич Путилин. Он был рожден, чтобы ловить преступников. Сын бедного чиновника из Нового Оскола Курской губернии окончил уездное училище и потом кое-как сдал экзамены за полный гимназический курс. Это было необходимо, чтобы получить классный чин. Путилин поступил на спокойную службу в Хозяйственный       департамент МВД – и ушел с нее «в поле», младшим помощником квартального надзирателя. Да еще в какой квартал! Там, где Толкучий рынок, самый воровской из всех рынков столицы. Это случилось в 1854 году, а через 12 лет общепризнанный мастер возглавил сыскную полицию. А.Ф. Кони один только раз наблюдал Путилина за работой, и впечатлился на всю жизнь. Они вместе приехали в Александро-Невскую лавру, где зверски убили богатого иеромонаха Иллариона. Кровь по всем углам, клочья вырванной бороды, порезанные руки и лицо у жертвы… Пропала сумка с золотыми червонцами. Труп обнаружили только через двое суток – как искать злодея? Путилин обошел помещение, посмотрел по углам; судейские и начальство шлялись за ним следом, как бараны за пастухом. Потом Иван Дмитриевич сказал: убийца ранен в правую руку. Я пошлю агентов по пригородным  железным дорогам. Он, верно, сидит в трактире при станции и пьет, а расплачивается золотом. Почему ранен? почему именно в правую руку? – засыпали его вопросами высокопоставленные зрители. Ну как же, удивился сыщик. Вот кровь в чашке подсвечника: она натекла ровно, без брызг, стало быть, это кровь преступника, текшая из его раны, а не кровь жертвы. А вот пятна на полотенце – ясно, что кровь шла из правой руки… И у всех словно открылись глаза. К вечеру убийца был арестован на станции Любань, в ближайшем трактире.

Путилин с блеском руководил петербургской сыскной полицией много лет, трижды пытался уйти в отставку, но его призывали снова. Ученики Ивана Дмитриевича не были столь талантливы! Так, ближайший помощник И.А. Виноградов, как только занял кресло учителя, сразу завел новые порядки. По слухам, он заставлял участковых приставов носить ему мзду. Если те отказывались, у них в участке вдруг резко учащались квартирные кражи. А сыскные никак не могли поймать воров. Когда количество краж зашкаливало, приставы прибегали с деньгами. Или их увольнял разъяренный градоначальник… А воры, бывшие в сговоре  с Виноградовым, переходили в другой участок. Петербургская сыскная полиция так и была «ни рыба, ни мясо, ни кафтан, ни ряса», пока к ее руководству в 1903 году не пришел другой гениальный сыщик В.Г. Филиппов.

Между тем, наступление черни усиливалось. В 1881 году столичные власти вдруг обнаружили жуткую статистику. За 20 пореформенных лет количество самых тяжких преступлений – умышленных убийств – выросло в Петербурге вдвое. Относительно спокойный город сделался опасным. Особенно отличались фабричные окраины. Любимый социалистами из женевского далека пролетариат разбушевался. Он пьянствовал, дрался с городовыми и вообще бил всех, кто чисто одет… Количество преступлений, совершаемых на 1000 душ пролетариев, в 19 (!) раз превышало этот показатель среди крестьян. Пояс зла окольцевал город. Вдруг появились многочисленные банды хулиганов. Им тогда еще не было устоявшегося названия, и обыватели именовали хулиганов башибузуками или «горчишниками». Общество не могло понять этого явления. Фартовые нападают на людей для наживы, а хулиганы – просто так, для злого развлечения! В праздники полиция убегала из фабричных слобод. Именно там и тогда впервые стали грозить городовым: съезжайте с квартиры, а то убьем!

В. Михневич в своем интереснейшем справочнике «Весь Петербург» приводит еще более удручающие цифры.  Оказалось, что в том или ином нарушении закона за год уличается каждый третий петербуржец! Все прочие столицы Европы меркли перед таким раскладом.

Полиция, напрягая все силы, еще держала ситуацию под контролем. Но делать это становилось все тяжелее. Появились новые крупные центры преступности: Одесса, Ростов-на-Дону, Харьков. Очень плохая криминогенная обстановка сложилась в Киеве. Уголовники все чаще стали оказывать полиции вооруженное сопротивление. Раньше такого никогда не было. Потери, и очень редко, несли этапные конвойные команды и караульные батальоны каторжных тюрем. С сыщиками и их помощниками городовыми «иваны» не воевали, сдавались без боя. Отчаянно сопротивлялись лишь поляки и кавказцы. Но  к концу века фартовые сделались более многочисленными и более отчаянными.

В XX век российская полиция вступила, как тогда говорили, не в авантаже. На всю империю было лишь девять сыскных подразделений. Три «настоящих»  находились в Петербурге, Москве и Варшаве. В Киеве и Одессе создали временные отделения, причем киевское являлось внештатным. То есть, его сыщики были набраны из чинов наружной полиции, освобожденных от исполнения других полицейских обязанностей. Рижское, Ростово-Нахичеванское, Бакинское и Либавское появились уже к концу Первой русской революции. Именно она, эта «генеральная репетиция», и стала для русской полиции страшным и кровавым испытанием.

Буря начала подниматься в 1903 году. Есть замечательное исследование А.Ю. Шаламова «Русский «фараон». Сыскная полиция Российской империи во второй половине XIX-начале XX в.» Там приведены жутковатые цифры динамики тяжких преступлений. В 1903 году в стране было совершено чуть более 10 000 убийств и покушений на убийство, а в 1907 – уже свыше 55 000! За это же время вдвое выросло насильственное похищение имущества. Каждый день взрывались бомбы, гибли правоохранители и случайные прохожие.  Уголовники штурмовали кассы и банки, сразу и без повода открывая огонь на поражение. В Варшаве, Москве, Киеве, других городах  пало на посту множество чинов наружной и сыскной полиции. Характерна расправа с заведующим агентурной частью Варшавского сыскного отделения Грином. По выходе его из бани к сыщику подошли 15 человек и разрядили в него барабаны своих револьверов. Вспоминается комиссар Катани… Сыщиков убивали те, кто совсем недавно от них бегал. Городовые и офицеры полиции боялись выходить на улицу в форме. Начались массовые увольнения из органов – люди спасали свою жизнь.

На фоне кровавых событий началось неизбежное разложение в рядах самой полиции. Кому война, кому мать родна! В Киевском сыскном отделении его агенты сформировали собственную банду, которую покрывал начальник отделения Рудый. Шеф Московской сыскной полиции Мойсеенко допустил неслыханные мошенничества и хищения. Поскольку его покрывал сам московский градоначальник А.А. Рейнбот, вся история получила название «рейнботовщина».

Власть с огромным трудом подавила вспышку насилия, невиданную для страны. Попытались навести порядок и с уголовным сыском. В Москву перешел А.Ф. Кошко, и умелой рукой навел в городе порядок. В 1913 году – всего через пять лет после «рейнботовщины» - на международном симпозиуме криминалистов в Швейцарии Московская сыскная полиция была признана лучшей в мире. А в МВД наконец-то сумели убедить руководство страны в необходимости полицейской реформы. В 1908 году умнейший человек В.И. Лебедев создал знаменитое 8-е делопроизводство Департамента полиции, которое стало руководить всеми сыскными отделениями государства. До сих пор каждое работало самостоятельно, подчиняясь начальнику местной полиции! Лебедев подготовил и программу резкого увеличения самих сыскных отделений. Вместо 9 их стало 96. Правда, денег мудрое руководство выделило кот наплакал, и реальное усиление борьбы с уголовной преступностью было затруднено.

Отличительно особенностью последнего этапа противостояния сыщиков и фартовых было тяжелое наследие 1905 года. Человеческая жизнь обесценилась, и жизнь полицейского в том числе. Появились монстры, каких раньше не было. Так, профессиональный грабитель Болдырев подозревался в 57 убийствах! Уголовные преступники начали тесно смыкаться с политическими. Где-то они дрались, как, например, в Горном Зерентуе. Там в 1906 году 12 «иванов» держали в подчинении всю каторжную тюрьму. Но пришли молодые «политики» из рабочих и солдат, и взяли уголовных в ножи. Но кое-где обе силы переплелись и объединились.

Первое настоящее уголовное преступление, совершенное революционерами – ограбление народовольцем Юрковским в 1879 году Херсонского казначейства. «Сашка-Инженер» (кличка Юрковского) соорудил мастерский подкоп и похитил более миллиона рублей. Уголовные восхитились красотой идеи, и через два года по такой же схеме обчистили Гродненское казначейство. Тифлисская экспроприация 1907 года, подготовленная Сталиным и осуществленная Камо – уже чистая уголовщина. При нападении погибли 5 человек и 19 получили ранения (из них 16 – случайные прохожие). А что творил в это же время на Урале Яков Свердлов, давно пора поместить в сериал. Будет очень кровавая картина…

Вот один только пример деятельности «новых фартовых». В 1911 году Московское охранное отделение арестовало группу анархистов-«безмотивников». Так их называли потому, что они пропагандировали безмотивный террор, то есть убивали богатых людей лишь за то, что они богаты. Бросали бомбы в кондитерские, рестораны, по принципу «на кого бог подаст»… Среди идейных анархистов оказался некто Филиппов, матрос с «Потемкина», лично убивший во время восстания трех офицеров броненосца. Сойдя в Румынии на берег, он стал прятаться от полиции и добежал так до Владивостока. Там Филиппов организовал банду и совершил множество кровавых преступлений. Его правая рука матрос Купченко лично убил священника. В притоне Купченко в Брянске знаменитая ищейка Треф разнюхала тайник с запасом бомб «безмотивников» - и склад вещей, взятых с жертв бандой уголовников. Такие клиенты и не снились Яковлеву с Путилиным…

Некоторые «буревестники революции» имели откровенно уголовное прошлое, но у большевиков это не считалось зазорным. А.Ф. Кошко, убегая из красной России, встречал среди чекистов своих бывших клиентов.

Затишье перед новой бурей длилось не долго. С 1910 года начинается новый виток роста преступности. Конечно, в такой большой стране, как Россия, эта преступность весьма разнилась географически. Были спокойные местности, и не спокойные. В Нижегородском областном архиве мне попались любопытные документы. Начальник здешнего сыскного отделения попросил своих коллег прислать ему копию отчета в 8-е делопроизводство Департамента полиции. Для каких-то своих внутренних надобностей. Многие проигнорировали этот явно незаконный запрос, но около 40 отделений ответили. Картина там интересная. Я в первую очередь всегда смотрю умышленные убийства и покушения на убийства, а во-вторую – кражи. Первая цифра самая страшная, вторая самая показательная. Тогда воровство было бичом больших городов, и воры по влиянию и богатству стояли много выше убийц и грабителей… Так вот. В Минске в 1912 году не было ни одного убийства! Покушений тоже не было. Зато отмечены более 280 краж и 87 мошенничеств! Сыны Израилевы, которые заправляли тогда в местном преступном сообществе,  не марали рук кровью – они зарабатывали деньги другими способами. А в Иркутске картина обратная. 19 умышленных убийств и 6 покушений. Чуть меньше, чем в Москве, при том, что население последней в десять раз больше. 4 мошенничества и около 20 краж. Сибирь. Другие люди и другие способы заработать. Запад есть запад, восток есть восток, и вместе им не сойтись... Страна одна, а статистика строго диаметральная. Чуть меньше убийств давал Кавказ, а родное Поволжье шло в середняках.

Восстание революционного народа, а точнее, бунт черни, начался в Петрограде 27 февраля. Вчера еще власть держалась, на улицы вывели вооруженных солдат гарнизона. Но вдруг восстал Волынский полк, и  поехало… По всему городу толпы людей ловили и убивали городовых, полицейских и жандармских офицеров. Первым приходилось хуже всего: им некуда было спрятаться. Городовые жили среди своего околотка, на виду у жителей, и многие имели к ним счеты. Сотни стражей порядка были убиты сразу, без пощады, на глазах жен и детей. Трупы бросали под лет петроградских каналов; топили и еще живых. В двух местах городовые оказали сопротивление. На Невском, напротив Троицкой улицы, несколько человек отстреливались с чердака и, кажется, спаслась. Другая группа из 14 человек отбивалась на Шпалерной, но их схватили и тут же расстреляли. Несколько сот человек переоделись в штатское и сами пришли в Таврический дворец сдаваться. Жалкие, напуганные, многие со следами побоев, несчастные городовые выстроились в громадную очередь во внутренний двор Думы в ожидании ареста…

В тот же жуткий день 27 февраля были разгромлены все тюрьмы, сожжены Окружной суд, Дом предварительного заключения, Литовский замок, Департамент полиции, градоначальство, сыскное и Охранное отделение, все полицейские участки. На улицах столицы сразу оказалось 15 000 уголовников, выпущенных из мест заключения. И на следующий день империя рухнула.

Так фартовые победили сыщиков.